что я подм?чу на лиц? или ироническую улыбку или горечь во взгляд? голубыхъ глазъ…
Ничего подобнаго… Лицо Кирпичева сіяло, по-прежнему.
— Вотъ такъ живутъ, живутъ люди всю жизнь въ суетн?, въ б?готн?, и такъ дойдутъ они до самаго смертнаго одра своего. «Боже ты мой, скажутъ. Да, в?дь, мы до сихъ поръ ни разу на себя, какъ сл?дуетъ, не оглянулись!» A гд? ужъ тамъ оглядываться, когда этакая тетя за спинкой кровати стоитъ и косой размахиваетъ. Хи-хи-хи!
Несмотря на веселую мину, можно было подм?тить во всемъ лиц? Кирпичева большую безм?рную усталость. Я зам?тилъ, что н?сколько разъ онъ поднималъ руку, собираясь, очевидно, поправить скривившееся на носу пенснэ, но рука останавливалась на половин? и падала, будто-бы возложенное на нее предпріятіе казалось ей непосильнымъ и требующимъ затраты громадной энергіи.
— Прямо-таки я даже удивляюсь, что засталъ васъ дома. Перваго теперь такого челов?ка встр?чаю, со старозав?тными традиціями.
Я посп?шилъ сказать:
— Это совершенно случайно! Р?дкій случай! Обыкновенно, меня не бываетъ дома.
— То-то мн? это и показалось дикимъ. Живутъ нынче вс? на ходу и даже въ погон? за благами жизни о здоровь? своемъ забываютъ. Захожу я на прошлой нед?л? къ Веденяпину. Конечно, первымъ долгомъ: «Дома баринъ?».— «А сейчасъ узнаю». Ушелъ, потомъ приходитъ обратно въ переднюю: «Дома н?ту. По д?ламъ у?хамши».— «Экая жалость. Даромъ, значитъ, я п?шкомъ по такому морозу съ Васильевскаго тащился. Вдругъ — гляжу на в?шалку — старая знакомая виситъ во цв?т? л?тъ: веденяпинская шуба. «Постой, говорю я, какъ же ты говоришь, что барина дома н?тъ, когда его шуба виситъ. Я то ее, голубушку помню — еще портному тогда, когда заказывали,— ручался».— Д?йствительно, говоритъ малый, это баринова шуба. Только, значитъ, говоритъ, въ драповомъ пальт? у?халъ». См?хъ меня взялъ: «Эхъ ты, говорю я, тетеря; да, в?дь, драповое пальто вонъ оно, подъ шубой-то виситъ. Значитъ, твой баринъ въ какомъ же у?халъ. Неужто же въ л?тнемъ?!».— «Значитъ, говоритъ, въ л?тнемъ!» Только это и оставалось предположить.
Кирпичевъ въ горячности вскочилъ съ кресла.
— Подумайте! Вы только подумайте! Въ 12-градусный морозъ — и челов?къ, поглощенный д?лами, въ л?тнемъ пальтишк? на улицу выскакиваетъ. Да, в?дь, это безуміе! В?дь онъ воспаленіе легкихъ могъ схватить. У людей никакого вниманія, никакого уваженія къ своему здоровью. A потомъ когда схватитъ какую-нибудь цацу на горло или въ легкія — запляшетъ, да поздно! Нервный, безумный, разс?янный народъ. При встр?ч? не узнаютъ, носятся по городу въ морозъ въ л?тнемъ пальтишк? или просаживаютъ время и деньги на женщинъ, позабывъ о собственномъ дом? и хозяйств?..
— Печально, печально,— покачалъ я головой.— A y васъ, в?дь, кажется, былъ какой-то закадычный другъ Сипачевъ. Онъ въ городъ?
— Онъ-то въ город?, но къ нему братъ прі?халъ въ гости. То все дома не заставалъ его ц?лый годъ… a потомъ… Да! В?дь съ этимъ братомъ прекурьезная исторія вышла. Прямо разскажи кому — не пов?рятъ. См?хи!
Д?йствительно, онъ засм?ялся.
Манера см?яться была y него такая: онъ закидывалъ голову и, трясясь, какъ котелъ, переполненный