породы. Ваниль не растеніе, a препаратъ.
— Препаратъ чего?
— Препаратъ ванили.
— Такъ… Ваниль — препаратъ ванили. Подходцевъ — препаратъ Подходцева. Голова твоя препаратъ телячьей головы…
— Н?тъ, ты не кричи, a объясни мн? вотъ что: почему я долженъ сначала «взять лучшей крупичатой муки 3 фунта, развести 4-мя стаканами кипяченаго молока», прод?лать съ этими 3-мя фунтами тысячу разныхъ вещей, a потомъ, по словамъ самоучителя, «когда т?сто поднимается, добавить еще полтора фунта муки?» Почему не сразу 4 1/2 фунта?
— Разъ сказано, значить, такъ надо.
— Извини, пожалуйста, если ты такъ тупъ, что принимаешь всякую печатную болтовню на в?ру, то я не таковъ! Я оставляю за собой право критики.
— Да что ты, кухарка, что-ли?
— Я не кухарка, но логически мыслить могу. За т?мъ — что значить, «30 желтковъ растертыхъ до б?ла»? Желтокъ есть желтокъ, и его, въ крайнемъ случа?, можно растереть до желта.
Громовъ подумалъ и потомъ высказалъ робкое, не р?шительное предположеніе:
— Можетъ, тутъ ошибка? Не «растертые» до б?ла, a «раскаленные» до б?ла?
— Знаешь, ты, по-моему, выше Юлія Цезаря по своему положенію. Того убилъ Брутъ, a тебя самъ Богъ убилъ. Ты долженъ отойти куда-нибудь въ уголокъ и тамъ гордиться. Раскаленные желтки! A почему тутъ сказано о растопленномъ, но остывшемъ сливочномъ масл?? Гд? смыслъ, гд? логика? Понимать-ли это въ томъ смысл?, что оно жидкое, но холодное, или что оно должно затверд?ть? Тогда зач?мъ его растапливать. Боже, Боже, какъ это все странно!
Дверь скрипнула въ тотъ самый моментъ, когда Громовъ, раздраженный туманностью поваренной книги, вырвалъ изъ нея листъ «о куличахь» и бросилъ его въ кадочку съ мукой.
— На! теперь это все перем?шай!
…Дверь скрипнула и на порог? появился смущенный Клинковъ. Не входя въ комнату и пытаясь заслонить своей широкой фигурой что-то, прятавшееся сзади него и ув?нчанное красными перьями,— онъ разочарованно пролепеталъ:
— Какъ… вы уже вернулись? A я думалъ, что вы еще часокъ прошатаетесь по рынку.
— A что? Да входи… Чего ты боишься?
— Да ужъ лучше я не войду…
— Да почему же?
За спиной Клинкова раздался см?хъ и красныя перья закачались.
— Вотъ видишь,— сказалъ женскій голосъ.— Я теб? говорила — не надо. Такой день нынче, a ты присталъ — пойдемъ да пойдемъ!.. Ей-Богу, безстыдникъ.
— Клинковъ, Клинковъ,— укоризненно воскликнулъ Подходцевъ.— Когда-же ты, наконецъ, перестанешь распутничать? Самъ-же зат?ялъ это пасхальное торжество и самъ-же среди б?ла дня приводишь жрицу свободной любви…
— Нашли жрицу,— сказала женщина, входя въ комнату и осматриваясь.— Со вчерашняго дня жрать было нечего.
— Браво!— закричалъ Клинковъ, желая разс?ять общее недовольство.— Она тоже каламбуритъ!! Подходцевъ, запиши — продадимъ.
— У челов?ка н?тъ ничего святого,— сурово сказалъ Громовъ.— Сударыня, нечего д?лать, присядьте, отдохните, если вы никуда не сп?шите.
— Господи! Куда-же мн? сп?шить,— улыбнулась эта легкомысленная д?вица.— Куда, спрашивается, сп?шить, если меня хозяйка вчера