Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Чудеса в решете » Аркадий Аверченко, Чудеса в решете, страница 43

Аркадий Аверченко, Чудеса в решете, страница 43

            — Я пойду домой, родные, — попросился раскисшій Мохнатыхъ. — Спаточки мн? хочется.

            — Иди, д?тка. Иди. Богъ съ тобой. Если еще будутъ какіе гр?хи — ты намъ говори. Мы облегчимъ…

            И умягченный, обласканный, облегченный, пошелъ Мохнатыхъ домой, съ тихой н?жностью прислушиваясь къ веселому, радостному звону пасхальныхъ колоколовъ.

           

         

 

      КУСТАРНАЯ РАБОТА.

           

            На глухой улиц? южнаго городка стоялъ домъ съ садомъ, принадлежащей Ивану Авксентьевичу Чеботаренку.

            Мой пріятель, столичный художникъ Здолбуновъ и я — мы гостили у тароватаго Чеботаренка весь май м?сяцъ и часть іюня.

            Хорошо было. Цв?ла сирень, цв?ла акація, цв?ло все, на что только падали жаркіе поц?луи солнца, и вс? мы ходили, какъ полупьяные.

            Въ день именинъ хозяина, вечеромъ, когда луна залила серебристо-зеленымъ св?томъ сирень въ саду и тополя, я ушелъ отъ гостей въ свою комнату, бросился на кровать и долго лежалъ такъ, часто и сильно дыша ароматомъ щедрой сирени, доносившейся изъ открытаго, выходившаго въ садъ, окна.

            Хорошо было. Я въ этотъ моментъ никого не любилъ и, вообще, въ это время никого не любилъ, но чувствовалъ, что скоро полюблю сильно, сокрушающе и что эта любовь будетъ счастливая, долгая. Запахъ сирени можетъ многое разсказать, если въ него, какъ сл?дуетъ, вникнуть.

            За окномъ раздался голосъ моего пріятеля, художника:

            — Вотъ тутъ скамеечка есть. Тихо, безлюдно, и сирень безумствуетъ кругомъ. Сядемъ, Марья Николаевна.

            Женскій голосъ поправилъ:

            — Какая я вамъ Марья Николаевна?! Я Ольга Николаевна. Неужели вы еще не запомнили?

            — Я-то не запомнилъ?! Таковскій я, чтобы не запомнить. Н?тъ, я запомнилъ, но только вамъ больше идетъ имя — Маруся. Марья Николаевна.

            — Да ужъ вы сум?ете вывернуться, знаю я васъ.

            — Какія у васъ холодныя руки, Ольга Николаевна.

            — А вы откуда знаете?

            — Да я одну изъ нихъ взялъ.

            — Зач?мъ же вы это д?лаете? Оставьте; не надо.

            — Почему не надо? А, можетъ быть, я хочу поц?ловать вашу руку.

            — Это совс?мъ лишнее.

            — Н?тъ, не лишнее. У васъ красивыя руки, Марья Ник… Ольга! Ольга Николаевна!!

            — Ну, ужъ нашли тоже красоту. В?роятно, вс?мъ женщинамъ говорите одно и то же.

            — Если бы вс? женщины были похожи на васъ, я бы говорилъ имъ то же самое.

            — А что же, я разв? не такая женщина, какъ другія?

            — Вы? Вы особенная. Въ васъ есть что-то такое.. что-то, знаете, такое…

            — Ой, рук? больно. Не жмите.

            — Ну, ничего. Я ее поц?лую, все и пройдетъ.

            — Знаете, почему я держу вашу л?вую руку, a не правую?

            — Почему?

            — Л?вая ближе къ сердцу.

            — Такъ вы говорите — какая я?

            — Вы? Особенная какая-то.

            Пауза. Потомъ раздался притихшій голосокъ Ольги Николаевны:

            — Странно. Это говорите не вы первый.

            — Ну, вотъ видите! Какія у васъ красивыя плечи.

            — Оставьте. Ну, такъ что же во мн? особеннаго?

            — Въ васъ есть какое-то обаяніе. Меня влечетъ къ вамъ. В?дь мы познакомились только нынче за об?домъ, a мн? кажется, будто мы съ вами знакомы давно-давно.