подлинная красота мира, вы не поймете понастоящему смысла в шелесте изумрудной травы, вы не поймете музыки журчания лесного ручья, пения птицы и стрекотания кузнечика — одним словом, в Яблоньке вся красота мира видимого и невидимого…
-Послушайте, Новакович,- радостно сказал Куколка,- да ведь вы тоже поэт!
Раздался общий смех, который окрасил мужественные ланиты Новаковича в яркобагровый цвет. Он смущенно пробормотал:
-Не обращайте на них внимания, Куколка. Они бывают иногда утомительно глупы. Они ничего не знают.
-Нет, мы многое знаем. Я, например, знаю способ, с помощью которого физическое напряжение мускулов путем перегонки превращается в букет дорогих, привозимых из Ниццы белых роз и гвоздик!
-Кузя! На шкаф посажу!
-Ты меня можешь засунуть даже в карман… Но тогда у тебя в кармане, как говорил один древний мудрец, будет больше ума, чем в голове!
Меценат заинтересовался:
-Да как же это можно, Кузя: перегонять человеческую мускульную силу в цветы?
-Ах, вы не знаете, Меценат? А как вы назовете это, если человек вопреки своим спортивным принципам напяливает на голову черную маску, поступает инкогнито в цирковой чемпионат, кладет на лопатки несколько идиотов, получает за это деньги и вместо того, чтобы сшить себе новый костюм, посылает Яблоньке букет роскошных белых роз в день ее рождения?! Так сказать: цветок цветку.
Новакович сидел, опустив голову, угрюмый, совершенно раздавленный ядовитым рассказом Кузи.
Меценат внимательно глядел на Новаковича и вдруг покачал своей мудрой беспутной седеющей головой. В глазах его на один миг мелькнула чисто отеческая ласка.
-Телохранитель! Я и не знал о твоих подвигах на арене! На кой черт ты это сделал? Превосходно мог бы взять деньги у меня. Тем более — для Яблоньки.
-Вы знаете, Меценат,- тихо сказал Новакович,- я залезаю в ваш карман без всякой церемонии слишком часто и знаю, что вы выше этих пустяков, но я хотел сделать Яблоньке приятное на собственные, заработанные деньги.
Кузя захихикал:
-Как заработанные? Как? На этих белоснежных лепестках сверкала не роса, а капли борцовского пота, выдавленного из несчастных «чемпионов Африки и Европы» твоими медвежьими нельсонами…
-Кузя! Ты можешь об этом больше не говорить?- нахмурясь, сказал Новакович.
-И верно!- увесисто подкрепил Меценат.- Где замешана Яблонька — клевреты должны безмолвствовать.
Кузя вдруг завопил:
-Шапки долой перед святой красотой!! Телохранитель, я люблю тебя.
-Я был бы счастлив познакомиться с этой достойной девицей,- жеманно заявил Куколка.
-Я думаю! Губато у вас не дура. Я того мнения, Меценат, что Яблонька должна короновать нашего поэта собственными руками… А?
-Конечно, впрочем, я выработаю подробный ритуал всего празднества. Куколка! Куда же вы?
-А мне нужно спешить… я должен обработать одно мое стихотворение…
-Неужели такое же, как о старушке в избушке?!- восторженно ахнул Кузя.
-Нет, в другом роде. Однако неужели, господа, вам так понравилась «Печаль старушки»?
-О, это вещь высокого напряжения. То, что немцы называют: «Шлягер»! Я ее недавно декламировал в одном доме — так все чуть с ума не сошли!
-ЕйБогу?- расцвел Куколка.- И за что вы все так меня любите, не понимаю!
-За талант, батенька, исключительно за талант! За редким растением и уход особенный.
-Спасибо. Хотите, я свои новые стихи посвящу вам?
-О, достоин ли я такой чести,- сказал Кузя таким жалобноуничижительным тоном, что Новакович отвернулся и прыснул в кулак.
А Куколка, ничего не подозревая, обводил всех ясным доверчивым взглядом, и сияла в этом взгляде ласка и собачья любовь к каждому из них.
-Жалко мне с вами расставаться, но ничего не поделаешь: искусство выше всего. Зайду только проститься с уважаемой Анной Матвеевной