с ласковыми глазами и предложил:
-Не хотите ли перекинуться в картишки? Тут, в задней комнате. Пойдем, господин, много выиграть можете, ежели повезет.
«Шулер,- мелькнуло в голове Мецената,- любопытно с ним сразиться…»
-Ну что ж, пойдем,- благодушно согласился он вслух.
И уже собрался идти, как к столу приблизился огромный плечистый студент в узкой порыжевшей тужурке — мирно уплетавший до этого объемистое блюдо сосисок с пивом за соседним столом,- приблизился и сказал спокойно, но увесисто:
-Нет, вы с ним не пойдете играть в карты.
-Почему?- с любопытством осведомился Меценат.
-Потому что…
-Послушайте, молодой человек… — кротко сказал елейный игрок.- Вы лучше бы не мешались не в свое дело, а?
-А ты, голубчик, лучше отойди,- не менее кротко посоветовал атлетический студент.
У «голубчика» лицо мгновенно изменилось, елейность слетела, как шелуха, и бешеный волк с горящими, как угли, глазами ощерился и защелкал зубами.
-Ну, ну, брось,- спокойно, но серьезно сказал студент.- Отойди. А! Черррт!
Последующее произошло так быстро, что Меценат не успел бы сосчитать до трех: елейный человек сделал неуловимое движение рукой, и в ней вдруг сверкнул, будто бы схваченный в воздухе, короткий финский нож. Он так и застыл на весу, потому что студент, сделав не менее неуловимое движение, уже держал руку «игрока» с ножом немного повыше локтя.
Студент стоял очень спокойно, а «игрок» вдруг побледнел, и рука его задрожала мелкой дрожью…
-Видишь, чудак… я ж предупреждал.
-Как вы думаете,- спросил студент, глядя на Мецената открытым ясным взглядом,- сломать ему руку или просто выкинуть его?
-Неужели можно сломать?- заинтересовался Меценат, более, впрочем, академически, как любитель спорта.
-О, пустяки. Один резкий поворот наружу и… — Нож со звоном выпал из посиневшей руки «игрока».
-Отпустите,- угрюмо сказал он, корчась от боли.- Я уйду.
-Иди, милый, иди с Богом. Нечего тебе тут делать. Пойди займись чемнибудь другим.
Когда они остались одни, Меценат спросил:
-Кто это такой?
-О, страшная скотина. Тот первый, с которым вы сидели давеча, очень приличный малый. Обыкновенный вор. В крайнем случае, лишились бы бумажника — и все, а этот… и табаком глаза засыплет, и ножичком ткнет при удобном случае, не задумываясь. А мы еще не знакомы: студент Новакович.
Вернувшийся Гриша, узнав, в чем дело, в полной мере подтвердил слова Новаковича:
-У нас его тоже не любят… Мы на «мокрое дело» никак не пойдем, а ему это — все равно как «Отче наш» прочитать. Чуть что — сейчас за «перо» [ Перо — на воровском жаргоне — нож. Примеч. авт.
], нехороший человек, наши его избегают… Разрешите пощупать ваши мускулы?- вежливо отнесся он к Новаковичу.
-Сделайте одолжение. Вишь ты, они у меня какие. Это от сахару, да еще моркови ел я много.
Тут же он самым простым убежденным голосом рассказал новым знакомым такую невероятную, неправдоподобную историю, что и Меценат, и Гриша до упаду смеялись.
С этого дня Новакович сделался неизменным спутником, а иногда и телохранителем Мецената во всех авантюрах благодушного скучающего богача.
Позднее всех прилетел на Меценатов огонек беззаботный поэт Паша Круглянский, прозванный Мотыльком, потому что первое время, являясь в компанию даже в десять утра, он неизменно говорил извиняющимся тоном:
-А я к вам на огонек зашел.
Впервые обнаружил его Меценат у витрины большого книжного магазина.
Мотылек стоял, собирая свое морщинистое лицо в чудовищные складки и снова распуская их, и вполголоса ругался:
-Ослы! Подлецы! Скоты несуразные. Черти.
-Кто это «ослы»?- ввязался Меценат в его телеграфический монолог.
-Издатели,- доверчиво пояснил Мотылек.- Что они выпускают? Что печатают? Разве это стихи?
-А вы, собственно,