III -Вы должны отказаться от своих слов!- бешено кричал бледный Перекусалов, тряся за плечо красного возбужденного Федосея Ивановича Когтя. -Нет, не откажусь!- ревел Коготь.- Ни за что не откажусь! Хоть вы меня режьте — не откажусь! Зачем мне отказываться? -Нет, ты откажешься! -Нетс, дудки. Вот еще какой! Не откажусь. Прочие гости столпились около этой пары и миролюбиво уговаривали: -Да бросьте! Чего там… Подумаешь! -Будто дети какие!… -Нет, я этого так не оставлю! Ты должен дать удовлетворение! Коготь презрительно вздернул плечами. -Когда и где угодно! -Послушай,- сказал Бондарев, беря под руку Перекусалова.- В чем дело? Чего ты так разъярился? -Он меня оскорбил,- тяжело задышал Перекусалов.- Такого рода оскорбления требуют для своего разрешения единственного пути! Ты, надеюсь, понимаешь?… -Ффу, как глупо! Надеюсь, это все не серьезно? -Что?? Ты что же думаешь, что если мы в медвежьем углу живем, то и вопросы чести разрешаем помедвежьи: ударом кулака или показанием языков друг другу? Неет, брат!… Я, может быть, закис здесь в глуши, но поставить на карту жизнь — если затронута честь — всегда сумею. В глазах Перекусалова засветилось, засверкало чтото новое, красивое и необычное. Бондарев с уважением посмотрел на него. -Надеюсь, ты не откажешься быть свидетелем с моей стороны? Бондарев положил ему руку на плечо и сказал: -Конечно. Я все это устрою. Но, скажи, пожалуйста… чем этот субъект тебя оскорбил? Может быть, пустяки? -Нет, не пустяки! Вовсе не пустяки, Бондарев! Я не могу тебе сказать, что именно — мне это слишком тяжело — но не пустяки. -Хорошо,- серьезно сказал Бондарев.- Тогда — решено! Завтра я заеду к тебе и сообщу о подробностях. Гости стали торопиться домой. Когда Стамякина хватилась мужа, то выяснилось, что он лежит в кабинете хозяина на диване. Когда его разбудили, он с трудом открыл глаза, заплакал и заявил, что пусть лучше завтра сошлют его на каторгу, чем сегодня поднимают с дивана. -Завтра можете меня ругать, бить по лицу, унижать, но сегодня — я вас очень прошу — не трогайте меня… Все равно я сейчас же упаду и разобью голову до крови. Не трогайте меня, миленькие! -Свинья!- прошептала Стамякина и взяла Бондарева под руку.- Вы не откажетесь проводить меня? Сердце Бондарева сладко заколотилось. -Вы… спрашиваете?… Господи! Когда ехали на извозчике, Бондарев держал красавицу за талию, а она смотрела ему в лицо отуманенными глазами и говорила: -Вы мой господин! Вы приехали дерзко равнодушный, схватили мою жизнь, как хрупкий орех, и раздавили ее властной рукой. А ято думала, что моя жизнь — крепкая, крепкая… прочная, прочная… Зачем вы сделали это? -Настя… если бы я тебе сказал: уедем со мной, брось все… ты бы бросила? Уехала? -С тобой? В Лондон, на Луну; умерла бы, если бы ты умиРал, плакала бы твоими слезами и смеялась бы твоим смехом… Она взяла руку Бондарева, поднесла к губам и поцеловала два раза… -Завтра я буду у тебя,- сказал Бондарев.- И завтра по зову тебя. Пойдешь? -Твоя.