Аркадий Аверченко, Подходцев и двое других, страница 14

-Отстаньте… — улыбнулась сквозь слезы огорченная гостья.- Вы лучше мне покажите, где печь куличито. -О, моя путеводная звезда! Конечно, у хозяйки! У нее этакая печь есть, в которой даже нас, трех отроков, можно изжарить. Мэджи! Вашу руку, достойнейшая,- я вас провожу к хозяйке. Когда они вышли, Громов сказал задумчиво: -В сущности, очень порядочная девушка. -Да… А Клинков осел. -Конечно. Это не мешает ему быть ослом. Как ты думаешь, она не нарушит ансамбля, если мы ее попросим освятить в церкви кулич и потом разговеться с нами? -Почему же… Ведь ты сам же говорил, что она порядочная девушка. -А Клинков осел. Верно? -Клинков, конечно, осел. Смотреть на него противно. А поздно ночью, когда все трое, язвя, по обыкновению, друг друга, валялись одетые в кроватях в ожидании свяченого кулича,- кулич пришел под бодрый звон колоколов — кулич, увенчанный розаном и несомый разрумянившейся Марусей, «вторым розаном», как ее галантно назвал Клинков. Друзья радостно вскочили и бросились к Марусе. Она степенно похристосовалась с торжественно настроенным Подходцевым и Громовым, а с Клинковым отказалась,- на том основании, что он не умеет целоваться как следует. -Да,- хвастливо подмигнул распутный Клинков.- Мои поцелуи не для этого случая. Не для Пасхис! Хехе! Позвольте хоть ручку. Желание его было исполнено не только Марусей, но и двумя товарищами, сунувшими ему под нос свои руки. Этой шуткой торжественность минуты была немного нарушена, но когда уселись за стол и чокнулись вином из настоящих стаканов, заедая настоящим свяченым куличом,- снова праздничное настроение воцарилось в комнате, освещенной лучами рассвета. -Какой шик!- воскликнул Клинков, ощупывая новенькую, накрахмаленную скатерть.- У нас совсем как в приличных буржуазных домах. -Да… настоящая приличная чопорная семья на четыре персоны! И все четверо серьезно кивнули головами, упустив из виду, что никогда приличная чопорная семья не допустит посадить за одним столом с собою безработную проститутку. Глава 9. Нехороший Харченко Это была очень печальная осень: мокрая, грязная и безденежная… Сидя верхом на стуле, Подходцев говорил: -Безобразие, которому имени нет. Свет изменился к худшему. Все проваливается в пропасть, народ нищает, все капиталы скопляются в руках нескольких лиц, а мы не имеем даже пяти рублей, чтобы принять и угостить как следует нашего дорогого гостя. «Дорогой гость» Громов лежал тут же, на кровати. Сейчас же после Пасхи — «первой буржуазной Пасхи» — как называл ее Клинков, Громов уехал на завод летним практикантом. Все лето Подходцев и Клинков вели жизнь сиротливую, унылую, забрасывали «практиканта» письмами, наполненными самыми чудовищными советами, наставлениями и указаниями по поводу ведения дел на заводе, заклинали Громова возвратиться поскорей, а в последнем письме написали, что доктора приговорили Клинкова к смерти и что приговоренный хотел бы испустить последний вздох на груди друга («Если грудь у тебя еще не стерлась от работы»,- добавлял Подходцев…). Этого Громов не мог больше выдержать: ликвидировал свои заводские дела и вихрем прилетел в теплое гнездо. Случилось так, что к моменту его приезда все средства друзей пришли в упадок, и только этим можно было объяснить ту мрачную окраску, которую принял разговор. Выслушав Подходцева, Громов сделал рукой умиротворяющий жест и добродушно сказал: -О, стоит ли обо мне так заботиться… Пара бутылок шампанского, котлетка из дичи да скромная прогулка на автомобиле — и я совершенно буду удовлетворен. Подходцев, не слушая его, продолжал плакаться. -Что делать? Где выход? Впереди зияющая бездна нищеты, сзади — разгул, пороки и кутежи, расстроившие мое здоровье… -Чего ты, собственно, хочешь?-