впились глазами в лицо вошедшего за Резуновым господина.
Лицо было розовое, круглое, с редкими светлыми усиками и выцветшими голубыми глазами. Толстые губы не совсем прикрывали два ряда крупных неровных зубов.
Держался он неспокойно, все время нервно вертя головой направо и налево.
Когда он обходил стол, пожимая всем руки и повторяя каждый раз: «Дыбович, Дыбович, Дыбович…», все деликатно сделали вид, что не обращают внимания на эту фамилию, так зловеще звучащую уже в течение двух месяцев.
Но Резунов, ревниво следивший за успехом своего «номера», заметил эту деликатность. Очевидно, он находил ее не соответствовавшей его программе, потому что сейчас же громко и развязно заявил:
— Это, господа, тот Дыбович, у которого жену в корзине нашли убитую. Вы, конечно, все следили за этим делом?
Два приятеля, сидевшие по бокам Резунова, энергично толкнули его в бок, но он отмахнулся от них и продолжал:
— Как же, как же! Нашумевшее дельце. Ты, Дыбович, небось совсем и не думал, что в такие знаменитости попадешь?..
Все притихли, как перед грозой, опасливо следя за фруктовым ножом, который вертел в руках Дыбович, усевшийся между Тыриным и Капитанаки.
Дыбович улыбнулся, положил нож и махнул рукой:
— Ну, уж тоже… Нашел знаменитость. Где нам… Мы люди маленькие.
— Послушайте, — тихо спросил, наклоняясь к нему, Тырин. — Он ведь мистифицирует нас, а? Вы не Дыбович?
— Нет, нет, что вы… Я Дыбович!
— Но, вероятно, однофамилец?
— Помилуйте, — горячо воскликнул Дыбович. — Какой там однофамилец. Я настоящий Дыбович… Тот самый, у которого жену убили. Да вы, вероятно, меня видели на суде! Я свидетелем был.
— Я на суде не был.
— Не бы-ли?! — ахнул Дыбович, нервно крутя желтые усики. — Да как же вы так это!.. Вот странно.
И лицо его приняло обиженное выражение, как у актера, который услышал от приятеля, что тот не попал на его бенефис.
— Неужели не были? Удивительно! Один из самых сенсационных процессов. Интереснейшее дело! Господа, кто из вас был на суде?
— Я… — несмело отозвался Капитанаки.
— Вы меня там видели?
— Да… видел. Вы давали показание по поводу… друга… вашей жены.
Молодой Дыбович сделал рукой торжествующий жест.
— Ну вот, ну вот… Видите! А вы говорите — не тот Дыбович!.. Зачем же мне обманывать вас?
Минута неловкого молчания была прервана деликатным Тыриным, решившим, что необходимо сказать хоть что-нибудь.
— Ужасная трагедия, — прошептал он. — Вы, вероятно, переживали глубокую душевную драму?
— А еще бы не глубокую! Это хоть кому доведись такая история… Жена… Где жена? Нет! Вот-с только куски в чемодане — извольте вам! Получайте! Прямо подохнуть можно. Самое ужасное, что эти идиоты-сыщики стали первым долгом следить за мной… Как вам это понравится? Положеньице! Я на поезд — они на поезд, я в гостиницу — они в гостиницу.
— Тяжелая история, — вздохнул Тырин. — Звериное время.
— Еще бы не тяжелая, — возмущенно сказал Дыбович. — Подумайте, какие мерзавцы: убить женщину, разрезать на куски