появляются всегда зимой, а теплые летом, что никого устроить и утешить не может.
Площадь, занимаемая Европой, равняется 9 миллионам верст, т. е. на каждую квадратную версту приходится 44 12 человека. Таким образом в Европе абсолютно невозможно заблудиться в безлюдном месте. Скорее есть риск быть зарезанным этими 44 12 людьми, с целью получить лишний клочок свободной земли.
Начиная описание нашего путешествия, я должен оговориться, что нам удалось объехать лишь небольшую часть 9 миллионов верст и увидеть только ничтожный процент 400 миллионов народонаселения. Но это неважно. Если самоубийца хочет определить сорт дерева, на котором ему предстоит повеситься, он не будет изучать каждый листок в отдельности.
Перед отъездом я попытался собрать кое-какие справки о тех странах, которые нам предстояло проезжать.
Мои попытки ни к чему не привели, хотя я и беседовал с людьми, уже бывавшими за границей.
Я пробовал подробно расспрашивать их, выпытывать, тянул из них клещами каждое слово, думая, что человек, побывавший за границей, сразу должен ошеломить меня целым каскадом метких наблюдений, оригинальных характеристик и тонких штришков, которые дали бы мне самое полное представление о загранице.
Пробовали вы беседовать с таким, обычного сорта, путешественником
Вы. Ну, расскажите же, милый, рассказывайте поскорее — как там и что, за границей
Он (холодно). Да что ж… Ничего. Очень мило.
Вы. Ну, как вообще, там… люди, жизнь
Он. Да, жизнь ничего себе. В некоторых местах хорошая, в некоторых плохая. В Париже трудно через улицу переходить. Задавят. А то — ничего.
Вы. Ага! Так, так!.. Ну, а Эйфелеву башню… видели Какое впечатление
Он. Большая. Длинная такая, предлинная. Я еще и в Италии был.
Вы. Ну, что в Италии!! Расскажите!!!
Он (зевая). Да так как-то… Дожди. А в общем, ничего.
Вы. Колизей видели
Он. Ко… Колизей Позвольте… гм… Сдается мне, что видел. Да, пожалуй, видел я и Колизей.
Вы. Ну, а что произвело там на вас, в Италии, самое яркое впечатление
Он. Улицы там какие-то странные…
Вы. Чем же странные…
Он. Да так какие-то… То широкие, то узкие… Вообще, знаете, Италия!
Вы (обрадовавшись. Лихорадочно). Ага! Что Италия! Что Италия!
Он. Гостиницы скверные, рестораны. Альберго, по-ихнему. Ну, впрочем, есть и хорошие…
Попробуйте беседовать с этим бревном час, два часа — ничего он вам путного не скажет. Вытянете вы из него клещами, с помощью хитрости, неожиданных уловок и ошеломляющих вопросов, только то, что в Германии хорошее пиво, что горы в Швейцарии очень большие, чрезвычайно большие, что Вена веселый город, а Берлин скучный город, что в Венеции его поразило обилие каналов, такое обилие, которого ему нигде не приходилось встречать…
Да пожалуй еще, если он расщедрится, то сообщит вам, что Париж — это город моды, роскоши и кокоток, а в Испании в гостиницах двери не запираются.
И потом внезапно замолчит, как граммофон, в механизм которого сунули зонтик…
Или начнет такой путешественник нести отчаянный вздор. Долго