Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Подходцев и двое других » Аркадий Аверченко, Подходцев и двое других, страница 38

Аркадий Аверченко, Подходцев и двое других, страница 38

Как пилюлю: сморщившись. Мне, конечно, в былое время приходилось вращаться в обществе… -Ну, много ли ты вращался? Как только приходил куда — сейчас же тебе придавали вращательное движение с лестницы. -Потому что разнюхивали о моей с тобой дружбе. -Дружба со мной — это было единственное, что спасло тебя от побоев в приличном обществе. «Это какой Громов?- спрашивает какойнибудь граф.- Не тот ли, до дружбы с которым снисходит знаменитый Клинков? О, в таком случае не бейте его, господа. Выгоните его просто из дому». Что касается меня, то я в каком угодно салоне вызову восхищение и зависть. -Например, в «салоне для стрижки и бритья»,- раздался у дверей новый голос. Прислонившись к косяку, стоял оживленный, со сверкающими глазами Подходцев. Громов и Клинков принялись глядеть на него долго и пронзительно. Переваливаясь, Громов подошел к новоприбывшему, поглядел на кончик лилового шелкового платочка, выглядывавший из бокового кармана, и, засунув этот кончик глубоко в карман, сказал: -Смотри, у тебя платок вылез из кармана. Подходцев пожал плечами, подошел к зеркалу, снова аккуратно вытянул уголок лилового платочка и с искусственной развязностью обернулся к друзьям. -Что это вам пришло в голову рассуждать о светской жизни? -Потому что мы в духовной ничего не понимаем,- резко отвечал Клинков, снова сваливаясь на кровать. Лег и Громов (это, как известно, было обычное положение друзей под родным кровом). И только Подходцев крупными шагами носился по громадной «общей» комнате. -Подойдика сюда, Подходцев,- странным голосом сказал Клинков. -Чего тебе? -Опять уголочек платка вылез. Постой, я поправлю… Э, э! Позволька, брат… А нука, нагнись. Так и есть! От него пахнет духами!!! Как это тебе нравится, Громов? -Проклятый подлец!- донеслось с другой кровати звериное рычание. И снова все замолчали. Снова зашагал смущенный Подходцев по комнате, и снова четыре инквизиторских сверкающих глаза принялись сверлить спину, грудь и лицо Подходцева. -Ффу!- фыркнул наконец Подходцев.- Какая, братцы, тяжелая атмосфера… В чем дело? Я вас, наконец, спрашиваю: в чем же дело?! Молчали. И, прожигаемый четырьмя горящими глазами, снова заметался Подходцев по комнате. Наконец не вытерпел. Сложив руки на груди, повернулся лицом к лежащим и нетерпеливо сказал: -Ну да, хорошо! Если угодно, я вам могу все и сообщить,- мне стесняться и скрытничать нечего… Хотите знать? Я женюсь! Довольно? Нате вам, получайте! Оглушительный удар грома бабахнул в открытое окно, и белые ослепительные молнии заметались по комнате. А между тем небо за окном было совершенно чистое, без единого облачка. И мрачная, жуткая тишина воцарилась… надолго. -Что ж… женись, женись,- пробормотал Клинков, тщетно стараясь придать нормальный вид искривленным губам.- Женись! Это будет достойное завершение всей твоей подлой жизни. -А что, Подходцев,- спросил Громов, разглядывая потолок.- У вас, наверное, когда ты женишься, к чаю будут вышитые салфеточки? -Что за странный вопрос!- смутился Подходцев.- Может, будут, а может, и нет. -И дубовая передняя у вас будет,- вставил Клинков.- И гостиная с этакой высокой лампой? -А на лампе будет красный абажур из гофрированной бумаги,- подхватил Громов. Клинков не захотел от него отстать: -И тигровая шкура будет в гостиной. На окнах будут висеть прозрачные гардины, а на столе раскинется пухлый альбом в плюшевом переплете с семейными фотографиями. -А мы придем с Клинковым и начнем сморкаться в кисейные гардины. -А в альбом будем засовывать окурки. -И вступим в связь с твоей горничной! -А я буду драть твоих детей, как сидоровых коз. Как только ты или твоя жена (madame Подходцева, ха, ха — скажите, пожалуйста!), как только вы отвернетесь,