— a ты за это-же и денежки плати…
Онъ опустилъ голову и долго смотр?лъ на какую-то бумажку, лежавшую на стол?.
— За коверъ пятьдесятъ рублей поставили. Вотъ безуміе-то! Это мы ухой коверъ залили. И дернула это меня нелегкая — на коверъ л?зть уху лопать… Тоже — рыбакъ выискался! Такого рыбака выс?чь нужно, какъ сл?дуетъ, что бы онъ зналъ.
— Ходи изба, ходи печь,— напомнилъ я.
— Что? Да!..— криво улыбнулся онъ.— Этой-бы печью да по мордасамъ меня. Тоже — широкая душа! Первобытная натура. Кому нужны были эти блины y Жана? Шестьдесятъ рублей заплатили — за что? Лучше-бы домой по?хали
— Да, в?дь, я говорилъ, чтобы домой!
— Я тебя и не упрекаю. A отъ цв?товъ въ «Стр?льн?» могъ бы меня и удержать… На кой чертъ эти цв?ты намъ были. Тоже, подумаешь, натыкали въ петлицы и думаютъ, что остроумно.
— Ты же самъ предвкушалъ, какъ, дескать, въ «Золотомъ Якор?» см?яться будутъ.
— Кто? Кто-бы тамъ см?ялся?! Дуракъ швейцаръ, да пара размалеванныхъ бабъ? Удивишь ты ихъ этими розами!
Онъ потеръ ладонью голову.
— Я одного только не понимаю: за что я въ «Стр?льн?» заплатилъ сто рублей, не считая цыганъ. За что съ меня они сто рублей взяли?.. Даже, помню сто десять рублей съ коп?йками. Не иначе, какъ эти два жулика попросили метрдотеля приписать ихъ старые счета! Обрадовались!
— Какіе жулики?
— Да эти: Симаковичъ и Перепентьевъ.
— Они вовсе не Симаковичъ и Перепентьевъ. Они: Жбанниковъ и Сычугъ.
— A чортъ съ ними! Сычугъ,— не Сычугъ. Шофферъ тоже свинья — сорокъ два рубля содралъ — за что, спрашивается? Какой-то Григорій тоже или Пантелей… Далъ я ему ц?лковый на чай, просилъ пять рублей разм?нять, a онъ возьми, да и исчезни съ золотымъ! Какъ-бы теперь эти пять рублей пригодились… Швейцару тоже y Жана… Три рубля далъ. Тысячу разъ говорилъ себ?: нужно им?ть всегда мелкіе! Предовольно съ него было-бы и полтинника.
Вспомнивъ еще что-то, онъ злобно схватилъ себя за голову.
— Валлеруа! Знаютъ черти, что подсунуть! По три съ полтиной порція! Такъ четырнадцать рублей и ухнули. Съ какой радости, спрашивается?
— Ну, чего тамъ хныкать,— сказалъ я, р?шительно подымаясь съ дивана.— По?демъ въ Прагу, пооб?даемъ, придемъ въ себя.
— Въ Прагу?— охнулъ Тугоуздовъ. — Н?-?тъ, братецъ… я теперь нед?лю буду сосисками съ пивомъ поддерживаться. Мы хотя не нищіе, дорогой мой, a намъ тоже соображаться надо… Хочешь, пойдемъ, тутъ такой ресторанчикъ есть «Неаполь», за угломъ. Графинчикъ водки съ закуской 30 коп?екъ, об?дъ изъ трехъ блюдъ шесть гривенъ…
— Котлетъ валлеруа не будетъ?
— Зач?мъ?— не понялъ онъ.
— Да, какъ же. Можетъ, цыганъ позовешь, а? Ходи изба, ходи печь…
— Молчи, чтобъ ты пропалъ!
Онъ бросился на диванъ и простоналъ:
— A y Жана почти полкоробки икры осталось… Не до?ли! A в?дь онъ за нее дв?надцать рублей поставилъ… Водки графинъ оставили… Семги три куска…
И эта широкая московская натура, этотъ размашистый гуляка заплакалъ отъ безпросв?тнаго отчаянія и скорби..
НИЧТОЖНАЯ ЛИЧНОСТЬ.
Лежа въ кабинет?