Подходцевъ, прячась подъ од?яло.— Это Клинковъ о теб? такого мн?нія a не я.
— Для Клинкова есть другой ботинокъ,— возразилъ Громовъ.— Получай, Клинище!
— A теперь, когда ты уже расшвырялъ ботинки, я скажу теб? правду: ты не недалекій челов?къ, a просто кретинъ.
— Н?тъ, это не я кретинъ, a ты,— сказалъ Громовъ, не подкр?пляя, однако, своего мн?нія никакими доказательствами…
— Однако, вы тонко изучили другъ друга,— хрипло разсм?ялся толстякъ Климовъ, который всегда стремился стравить двухъ друзей, и потомъ любовался издали на ихъ препирательства.— Оба кретины. У людей знакомые бываютъ на крестинахъ, a y насъ на кретинахъ. Хо-хо-хо! Подходцевъ, если y тебя есть карандашъ,— запиши этотъ каламбуръ. За него въ журнал? кое-что дадутъ.
— По тумаку за строчку — самый приличный гонораръ. Чего это колокола такъ раззвонились? Пожаръ, что-ли?
— Грязное нев?жество: не пожаръ, a Страстная суббота. Завтра, милые мои, Св?тлое Христово Воскресенье. Конечно, вамъ все равно, потому что души ваши давно запроданы дьяволу, a моей душеньк? тоскливо и грустно, ибо я принужденъ проводить эти св?тлые дни съ отбросами каторги. О, мама, мама! Далеко ты сейчасъ со своими куличами, крашеными яйцами и жаренымъ барашкомъ. Б?дная женщина!
— Д?йствительно, б?дная,— вздохнулъ Подходцевъ.— Ей не повезло въ д?тяхъ.
— A что, миленькіе: хорошая вещь — д?тство. Помню я, какъ меня наряжали въ голубую рубашечку, бархатные панталоны и вели къ Плащаниц?. Постился, гов?лъ… Потомъ ходили святить куличи. Удивительное чувство, когда священникъ впервые скажетъ: «Христосъ Воскресе!»
— Не разстраивай меня,— простоналъ Громовъ,— а то я заплачу.
— Разв? вы люди? Вы свиньи. Живемъ мы, какъ чортъ знаетъ что, a вамъ и горюшка мало. Въ васъ н?тъ стремленія къ лучшей жизни, къ чистой, уютной обстановк?,— н?тъ въ васъ этого. Когда я жилъ y мамы, помню чистыя скатерти, серебро на стол?.
— Ну, если ты тамъ верт?лся близко, то на другой день супъ и жаркое ?ли ломбардными квитанціями.
— Врете, я чистый, порядочный юноша. A что, господа, давайте устроимъ Пасху, какъ y людей. Съ куличами, съ накрытымъ столомъ и со всей, вообще, празднично-буржуазной, уютной обстановкой.
— У насъ изъ буржуазной обстановки есть всего одна вилка. Много-ли въ ней уюта?
— Ничего, главное — столъ. Покрасимъ яйца, испечемъ куличи…
— A ты ум?ешь?
— По книжк? можно. У насъ дв? ножки шкафа подперты толстой поваренной книгой.
— Здорово удумано,— крякнулъ Подходцевъ.— Въ конц? концовъ, что мы не такіе люди, какъ вс?, что-ли?
— Даже гораздо лучше.
II.
Лучъ солнца осв?щалъ сл?дующую картину: Подходцевъ и Громовъ сид?ли на полу y небольшой кадочки, въ которую было насыпано муки, чуть не до верху — и ожесточенно спорили.
Сбоку стояла корзина съ яйцами, лежалъ кусокъ масла, ваниль и какіе-то таинственные пакетики.
— Какъ твоя б?дная голова выдерживаетъ такіе мозги,— кричалъ Громовъ, потрясая поваренной книгой.— Откуда ты взялъ, что ваниль распустится въ вод?, когда она — растеніе.
— Самъ ты растеніе дубовой