Аркадий Аверченко, Подходцев и двое других, страница 50

еще тише, еще музыкальнее: -Очень прошу вас, не удерживайте меня. Мне очень нужно. -Зачем?! Пьянствовать? И совсем тихо, будто проглатывая чтото жесткое, пролепетал Громов: -В наших отношениях это было не главное… -А что же, что было главное? Что они издевались над тобой да жили на твой счет — это главное? Голубые, сияющие добротой глаза Громова както потемнели, сузились. Он сделал усилие, проглотил чтото жесткое, царапавшее глотку, и вдруг — бешеный звериный рев, как гром небесный, исторгся из груди его: -Аа, рррр!!! Заткни глотку, старуха, или я тебе заткну ее раз навсегда этим зонтиком!! Голову отгрызу тебе зубами, если еще раз пикнешь чтонибудь о Клинкове и Подходцеве!! Поняла? У Громова было такое лицо, скрюченные руки его с такой экспрессией протянулись к горлу Евдокии Антоновны, что она, бледная, в предсмертной тоске, тихо попятилась к вешалке и забилась там между пальто и накидками. Молчали оба долго. Потом она, выглядывая изза какойто ротонды, прохрипела тихо и подавленно: -С ума ты сошел, что ли? -Еще нет! Скоро сойду, вероятно… Ты! Ты, как ведьма, вскочила на меня, оседлала, дала пинка, и я побежал, подстегиваемый твоим сивым старикашкойотцом и каторжным братом… Что ж… (он криво улыбнулся) я побегу… Я уже человек погибший… Но если ваши нечестивые уста скажут хоть слово о Подходцеве и Клинкове — я тебя сброшу с себя, а твоего старичка и братца исковеркаю, как пустую коробку изпод спичек. Поняла? -Ты… нас… хочешь… убить?- пролепетала Евдокия Антоновна трясущимися губами. Но Громов был уже спокоен, как летняя зеркальная вода на реке. Глаза его сияли попрежнему, а тихая улыбка застыла, на пухлых губах. Он почистил рукавом шляпу и благодушно сказал: -Итак, значит, дорогая Евдокия Антоновна, я пойду к Подходцеву и Клинкову и вернусь поздно вечером. К ужину меня не ждите. Она вышла изза вешалки и, цепляясь за его рукав, пролепетала: -Скажи… ты часто так… будешь уходить? Глубокая гнетущая печаль покрыла темным крылом лицо Громова. -О, нет… Это, вероятно, последний раз. Я для них человек конченый — для чего я им? Я бы и сейчас не пошел, если бы Клинков не был сегодня именинником. Он грустно улыбнулся. -Каждый год он добросовестно об этом забывал, и каждый год я ему напоминал об этом… Напомню в последний раз. И через минуту его легкие шаги и печальный свист послышались уже внизу лестницы. Евдокия Антоновна долго стояла у вешалки, сжав голову руками, будто сдерживая вылезшую из невидимого тюфяка паклю бесцветных волос, и о чемто напряженно, мучительно думала… Глава 19. Клинкову угрожает опасность Клинков и Подходцев занимали в гостинице большой угловой номер с двумя кроватями. Квартиру, в которой жили все трое, сейчас же после свадьбы Громова оставили, мотивируя это тем, что в ней «трупиком пахнет». Причина была несколько иная: просто каждый угол, каждая вещь напоминала о безвозвратно потерянном друге, и эти воспоминания давили обоих друзей, дышали прямо в лицо могильным запахом. В новой обстановке дышалось легче. Клинков, дождавшись сумерек, затопил камин и уселся перед ним в кресле, приняв позу самого безнадежного отчаяния. Подходцев, вытянувшись во весь свой длинный рост, лежал на диване. Беседа, конечно, шла о Громове. -Но ведь может же он ее бросить?- глядя застывшим взором на красные уголья, пробормотал Клинков. -Не бросит,- отвечал Подходцев. -Ради нас даже? -Не бросит. -Однако ты же вот разошелся с женой. -Я — дело другое. А его эта трясина засосет… медленно, но верно. Такой уж он человек. -Такое у меня настроение,- прошептал Клинков,- что хочется биться головой об стенку. -Бедная,- вздохнул Подходцев. -Кто?! -Стенка. -Ты всегда так плоско остришь? -Только