Мужиченка, заслышавъ шаги, отложилъ въ сторону газету, взд?лъ на лобъ громадные очки и, стащивъ съ головы неопред?ленной формы и вида шляпченку, поклонился Стрекачеву.
— Драсти.
— Здравствуй, братецъ. Заблудился я, кажется.
— А вы откуда будете?
— На дач? я. Въ Овсянкин?. Оттуда.
— Верстовъ восемь будетъ отселева…
Онъ пытливо взглянулъ на усталаго охотника и спросилъ:
— Ничего вамъ не потребуется?
— А что?
— Да, можетъ, что угодно вашей милости, такъ есть.
— Да ты кто такой?
— Арендатель, — солидно отв?чалъ мужиченка, переступивъ съ ноги на ногу.
— Эту землю арендуешь?
— Такъ точно.
— Что жъ, хл?бъ тутъ с?ешь, что ли?
— Гд? ужъ тутъ хл?бъ, ваша милость! И въ завод? хл?бовъ не было. Всякой дрянью поросло, — ни теб? дерева настоящія, ни теб? луга настоящіе. Буреломъ все, валежникъ, сухостой.
— Да что-жъ ты тутъ… грибы собираешь, ягоды?
— Н?ту тутъ настоящаго гриба. И ягоды тоже, къ слову сказать, чортъ-ма.
— Вотъ чудакъ, — удивился Стрекачевъ. — Зач?мъ же ты тогда эту землю арендуешь?
— А это, какъ сказать, ваше благородіе, всяка земля челов?ку на потребу дана и ежели произрастаніе не происходить, то, какъ говорится, челов?къ не мытьемъ, такъ катаньемъ должонъ хл?бъ свой соблюдать.
Эту невразумительную фразу мужиченка произнесъ очень внушительно и даже разгладилъ корявой рукой крайне скудную бороду, напоминавшую своимъ видомъ унылое «арендованное» м?сто; ни теб? полосу, ни теб? гладкаго м?ста, — одинъ буреломъ да сухостой.
— Такъ съ чего жъ ты живешь?
— Дачниками кормлюсь.
— Работаешь на нихъ, что ли?
Хитрый см?ющійся взглядъ мужиченки обшарилъ лицо охотника, и ухмыльнулся мужиченка лукаво, но добродушно.
— Зач?мъ мн? на нихъ работать! Они на меня работаютъ.
— Врешь ты все, дядя, — недовольно пробормоталъ охотникъ Стрекачевъ, вскидывая на плечо ружье и собираясь уходить.
— Намъ врать нельзя, возразилъ мужиченка. — За ч?мъ врать! За это тоже не похвалятъ. Бабъ обожаете?
— Что?
— Н?которые изъ нашего полу до удивленія бабъ любятъ.
— Ну?
— Такъ вотъ я, можно сказать, по этой бабьей части.
— Кого?!!
— А это мы вамъ сейчасъ скажемъ — кого…
Мужиченка вынулъ изъ-за пазухи серебряные часы, открылъ ихъ и, приблизивъ къ глазамъ, погрузился въ задумчивость… Долго что-то соображалъ.
— Шестаковская барыня, должно, больны нынче, потому уже пять денъ, какъ не показываются, значить, что же сейчасъ выходитъ? Такъ что, я думаю, время сейчасъ Маслобоевымъ-дачницамъ и Огрызкинымъ; у Маслобоевыхъ-то вамъ кром? губернанки профиту никакого, потому сама худа, какъ палка, a дочки опять же такая мелкота, что и вниманія не стоющія. А вотъ Огрызкиной госпожой довольны останетесь. Дама въ самой красот? и костюмчикъ я имъ черезъ горничную Агашу подсунулъ такой, что отдай все да и мало. Раньше-то у нея что-то такое над?вывалось, что и не разберешь: не то армячекъ со сборочкой, не то какъ въ пальт? оно выходило. А ежели безъ обтяжки — мои господа