25 коп?екъ пачка, a на прошлой нед?л? он? 23 стоили? Куда дв? коп?йки д?ла, признавайся». Право, иногда, глядя на него, просто зависть беретъ.
— Однако, онъ мн? н?сколько разъ подносилъ цв?ты… Вонъ и сейчасъ стоить букетъ — б?лыя розы и мимоза — чудесное сочетаніе.
— Знаю! Говорилъ онъ мн?. Розы четыре двадцать мимоза два сорокъ. Въ разныхъ магазинахъ покупалъ.
— Почему же въ разныхъ?
— Въ другомъ магазин? мимоза на четвертакъ дешевле. Да еще выторговалъ пятнадцать коп?екъ. О, это настоящій американецъ! Воротнички у него, наприм?ръ, гуттаперчевые. Каждый вечеръ резинкой чиститъ. Стану я, говоритъ, прачекъ обогащать. И в?рно — съ какой стати? Иногда я гляжу на него и думаю: «вотъ это будетъ мужъ, вотъ это отецъ семейства!» Да… счастлива будетъ та д?вушка, которая…
— Постойте… Но, в?дь, онъ получаетъ большое жалованье! Зач?мъ же ему…
— Что? Быть такимъ экономнымъ? А вы думаете, пока онъ васъ не полюбилъ, ему женщины мало стоили?
— Ка-акъ? Неужели онъ платилъ женщинамъ? Какая гадость!
— Ничего не гадость. Челов?къ онъ молодой, сердце не камень, a женщины, вообще, Лидочка (простите, что я называю васъ Лидочкой), — страшныя дуры.
— Ну, ужъ и дуры.
— Дуры! — стукнулъ кулакомъ по столу разгорячившійся Максъ. — Спрашивается: ч?мъ имъ Мастаковъ не мужчина? — Такъ н?тъ! Всякая носъ воротитъ. Онъ, говоритъ она, неопрятный. У него всегда руки грязныя. Такъ что жъ, что грязныя? Велика важность! За то душа хорошая! За то челов?къ кристалльный! Эта вотъ, наприм?ръ, изволите знать?.. Марья Кондратьевна Ноздрякова — изволите знать?
— Н?тъ, не знаю.
— Я тоже, положимъ, не знаю. Но это не важно. Такъ вотъ она вдругъ заявляетъ: «Никогда я больше не поц?лую вашего Мастакова — противно». — «Это по чему-же-съ, скажите на милость, противно? Кристалльная чудесная душа, a вы говорите — противно?…» — «Да и, говоритъ, сижу вчера около него, a у него по воротнику нас?комое ползетъ…» — Сударыня! Да, в?дь, это случай! Можетъ, какъ-нибудь нечаянно съ кровати заползло», — и слышать не хочетъ глупая баба!» У него, говоритъ, и шея грязная». Тоже подумаешь, несчастье, катастрофа! Вотъ, говорю, уговорю его сходить въ баню, помыться — и все будетъ въ порядк?! «Н?тъ говоритъ! И за сто рублей его не поц?лую. За сто не поц?луешь, a за дв?сти, небось, поц?луешь. Вс? он? хороши, женщины ваши.
— Максъ… Все-таки, это непріятно, то, что вы говорите…
— Почему? А по моему, у Мастакова ярко выраженная индивидуальность… Протестъ какой-то красивый. Не хочу чистить ногти, не хочу быть какъ вс?. Анархистъ. Въ этомъ есть какой-то благородный протестъ.
— А я не зам?чала, чтобы у него были ногти грязные…
— Обкусываетъ. Вс? великіе люди обкусывали ногти. Наполеонъ тамъ, Спиноза, что ли. Я въ календар? читалъ.
Максъ, взволнованный, помолчалъ.
— Н?тъ, Мастакова я люблю и глотку за него всякому готовъ перервать. Вы знаете, такого мужества, такого терп?ливаго перенесенія страданій я не встр?чалъ. Настоящій Муцій Сцевола, который руку на сковородк? изжарилъ.
— Страданіе? Разв? Мастаковъ страдаетъ? !