въ нихъ — тому д?лалось скучно: «что, же это я, молъ, живу, наслаждаюсь жизнью, веселюсь, въ то время, какъ есть люди съ такими нечелов?ческими страданіями и в?ков?чной печалью въ душ?!..»
Общій видъ вошедшаго господина былъ хрупкій, грудь, украшенная чернымъ съ горошинками галстукомъ, вдавилась внутрь, будто отъ тяжести этого надгробнаго галстука, a суставы рукъ и ногъ были такъ развинчены, расхлябаны, что будь господинъ сд?ланъ изъ металла, — онъ весь дребезжалъ бы и лязгалъ частями, какъ допотопная тел?га…
А если бы придвинуть его поближе къ оконному св?ту, можно было бы зам?тить, что и въ складкахъ ушей, и во впадинахъ около скулъ, и за туго накрахмаленнымъ воротничкомъ — всюду пряталась скорбь…
И въ то время, когда вы бы его разсматривали, онъ, нав?рное бы, сказалъ печально, страдальчески:
— За что вы меня придвинули къ окну? Почему разсматриваете? Что я вамъ сд?лалъ?
— Господи помилуй! — скажете вы, — ничего вы мн? не сд?лали, я только хот?лъ разсмотр?ть васъ поближе.
— Н?тъ, ужъ я знаю, что вы меня не любите и за что-то сердитесь на меня… Только за что? Недоум?ваю!
— Ну, за что мн? васъ не любить? — пожмете вы плечами. — Что за вздоръ!
— Ну да, конечно… Вотъ вы и высказались… Конечно, я вздорный челов?къ, я скучный челов?къ, я это знаю… Ну, что-жъ: толкайте меня, бейте, распинайте!
Вотъ какой господинъ вошелъ въ комнату.
* * *
Молча поздоровавшись, онъ ус?лся въ кресло и долго молчалъ, подкусывая желтыми зубами сухіе бугристые суставы пальцевъ.
— Ну, съ ч?мъ пожаловалъ, Зяка? — радушно прив?тствовалъ его хозяинъ.
— Ты спрашиваешь: «съ ч?мъ пожаловалъ?» — насторожившись, спросилъ господинъ, названный Зякой. — Ты думаешь, я по д?лу? Н?тъ, я такъ зашелъ. Если м?шаю, я уйду.
— Ну, чего тамъ, сиди. Я очень радъ.
— Н?тъ, ужъ лучше я пойду. Д?йствительно, зашелъ челов?къ безо всякаго д?ла, нав?рное пом?шалъ — лучше ужъ уйти.
— Да сиди ты… чоррртъ..!
— Ну, какъ хочешь… А только я боюсь быть въ тягость.
Зяка всталъ, прошелся по комнат?. Взялъ какую-то книгу, развернулъ ее, сказалъ: «А, ты читаешь Додэ…» и пошелъ бродить дальше, наталкиваясь на вс? углы.
— Хорошіе цв?ты у тебя. Это гіацинтъ?
— Гіацинтъ.
— Ихъ поливать надо.
— Слушаю-съ, ваше благородіе.
Зяка подошелъ къ окну, заложилъ руки за согбенную скорбью спину и прошепталъ:
— Вотъ и тучи наб?гаютъ. А тамъ, гляди, и дождь.
Постоявъ такъ въ глубокомъ раздумь? минуты три, онъ неожиданно повернулся къ хозяину и спросилъ его, волнуясь, заикаясь и дрожа:
— За что ты меня не любишь?
— Я тебя не люблю? Съ чего ты это взялъ, чудакъ?
— Ну, ты мной недоволенъ… Признайся, в?дь, правда?
— Что ты! Ч?мъ я могу быть недоволенъ?
— Ты какъ-то странно меня встр?тилъ. Обыкновенно, ты встр?чалъ меня ласково, шутливо: «А-а, старый пиратъ Зяка приплылъ!..» А сегодня ты почему-то просто спросилъ: «Съ ч?мъ пожаловалъ?».
— Вотъ ослятина! Стану я сл?дить за собой — назвалъ я тебя пиратомъ или н?тъ! Если ты,