д?тскому уху тонъ прозвучалъ въ словахъ этого бл?днаго, заросшаго бородой раненаго
Я съ недоум?ніемъ погляд?лъ на него и спросилъ
— Вы это мн??
— Такъ-то, не узнавать старыхъ друзей? Погоди попадешься ты на нашей улиц?, — узнаешь, что такое Ванька Аптекар?нокъ.
— Аптекаревъ?!
Страшный Мальчикъ лежалъ передо мной, слабо и ласково улыбаясь мн?.
Д?тскій страхъ передъ нимъ на секунду выросъ во мн? и заставилъ и меня и его (потомъ, когда я ему признался въ этомъ) разсм?яться.
— Милый Аптекар?нокъ? Офицеръ?
— Да.
— Раненъ?
— Да. (И, въ свою очередь): Писатель?
— Да.
— Не раненъ?
— Н?тъ.
— То-то. А помнишь, какъ я при теб? Сашку Ганнибоцера вздулъ?
— Еще бы. А за что ты тогда «до меня добирался»?
— А за арбузы съ баштана. Вы ихъ воровали и это было нехорошо.
— Почему?
— Потому что мн? самому хот?лось воровать.
— Правильно. А страшная у тебя была рука, н?что въ род? жел?знаго молотка. Воображаю, какая она теперь…
— Да, братъ, — усм?хнулся онъ. — И вообразить не можешь.
— А что?
— Да вотъ, гляди.
И показалъ изъ-подъ од?яла короткій обрубокъ.
— Гд? это тебя такъ?
— Батарею брали. Ихъ было челов?къ пятьдесятъ. А насъ, этого… Меньше.
Я вспомнилъ какъ онъ съ опущенной головой и закинутой назадъ рукой, сл?по бросался на пятерыхъ, — и промолчалъ.
Б?дный Страшный Мальчикъ!
* * *
Когда я уходилъ, онъ, пригнувъ мою голову къ своей, поц?ловалъ меня и шепнулъ на ухо:
— За к?мъ теперь стрядаешь?
И такая жалость по ушедшемъ сладкомъ д?тств?, по книжк? «Родное Слово» Ушинскаго, по «большой перем?н?» въ саду подъ акаціями, по украденнымъ пучкамъ сирени, — такая жалость затопила наши души, что мы чуть не заплакали.